Даже те, кто знаком с культурой Китая поверхностно, это имя знают. Лао-Цзы. Но кто он? Когда жил? Чем занимался? Да и существовал ли вообще?.. Достоверных ответов на эти вопросы нет. Ведь уже начиная с эпохи Хань (II век до н.э.) Лао-цзы в молве людской – не человек, а некое духовное начало, которое периодически воплощается в осязаемой оболочке.

Лао-цзы выглядел обыкновенно, но, как утверждается в легендах, в силу божественного происхождения имел интересные особенности. Он родился уже стариком (81 год), и рождение произошло из его собственной утробы. Получил прозвище «Лао Цзюнь» («Престарелый государь»), однако навечно закрепилось за ним другое – «Лао-цзы» («Престарелый ребенок»). Истории свидетельствуют также, что Лао-цзы из самого себя создал мир. Еще говорится, что он являлся на землю 72 раза.

Лица Лао-Цзы

Помимо легендарных версий, существует и вполне земная. Лао-цзы – не один человек, а собирательный образ, три разные личности.

Первым был Ли Эр, который родился в царстве Чу. Годы его жизни определены рубежом VI-V вв до н.э. Его происхождение и образование соответствовали стандартам и правилам верхов общества. Ли Эр был библиотекарем или архивариусом при императорском архиве Чжоу. В какой-то момент он решил порвать все отношения с миром и отправился на запад. На пограничной станции он оставил начальнику заставы трактат в пять тысяч иероглифов. Книга эта вошла в историю под названием «Книга о Пути и его благой силе» («Дао дэ цзин»). Смотрителем той заставы был некий Вэньши. Он и стал первым учеником Ли Эра. Ему приписывается трактат «Гуань Инь-цзы» («Мудрец Инь с заставы»).

Другим человеком, оказавшимся в группе лиц под общим именем Лао-цзы, мог быть некий Лао Лай-цзы – мудрец и книжник, который также жил в царстве Чу. Он создал книгу из 15 глав – по некоторым сведениям, это были отрывки из «Дао дэ-цзин».

Третьим был Лао Дань – архивист во дворце, который славился своей ученостью и скромностью. Он давал советы всем, кто приходил к нему и помогал людям всем, чем мог.

Лао-Цзы и Конфуций

Древние повествования говорят, что Лао-цзы (снова он предстает здесь одной личностью) был старшим современником Конфуция и даже обучал его древним ритуальным практикам. О встрече двух мудрецов в своих «Исторических записках» пишет Сыма Цянь: «Конфyций отпpавился в Чжоy, чтобы осведомиться о pитyале y Лао-цзы. Лао-цзы сказал: «Того, о чем вы спрашиваете, уже почти не осталось. Так от человека остается гниющий труп и когда-то произнесенные речи. К этому добавлю: в благоприятные времена совершенномудрый разъезжает на колеснице, а в неблагоприятные — ходит пешком с тяжкой поклажей. Я слышал, что хороший торговец прячет подальше свои товары, как будто у него ничего нет, а совеpшенномyдpый, обладающий многими добродетелями, внешне стремится выглядеть глуповатым. Отбросьте вашу заносчивость и необузданные желания, откажитесь от напыщенных манер и низменных страстей — все это не принесет вам пользы. Вот и все, что я хочу вам сказать». Конфуций потом говорил ученикам так: «Я знаю, что птица умеет летать, что рыба умеет плавать, а дикий зверь умеет бегать. Бегающих можно поймать в капкан, плавающих выловить сетью, летающих сбить стрелой. Что же касается дракона, то я не могу понять, как он, оседлав ветер и пронзая облака, устремляется к небесам. Я сегодня виделся с Лао-цзы, который подобен дракону!». 

Этот красивый эпизод, описанный Сыма Цянем, кажется скорее вымыслом, нежели правдой. На всех историях, участником которых является Лао-цзы (будь это собирательный персонаж или же один из трех людей, имена которых объединены под общим именем Лао-цзы), лежит печать загадки. Слишком мало достоверных сведений.

Книга

Когда появился трактат «Дао дэ цзин»? Поистине сенсационные открытия последнего времени проливают на это свет. В 1973 году возле деревни Мавандуй (провинция Хунань) было найдено захоронение, датируемое 168 годом до н.э., в котором были обнаружены рукописи, в том числе списки «Дао дэ цзин», выполненные на шелке. Списки получили условные названия «А» и «В». Список «А» датирован рубежом III-II веков до н.э. Некоторые особенности находок, выявленные учеными, позволяют предположить, что списки неоднократно переписывались и копировались. А это говорит о том, что появление оригинала можно с уверенностью отнести к началу III в. до н.э.. И было второе открытие. В том месте, где в древности располагалось царство Чу, а ныне находится провинция Хубэй, в местечке Годянь, были найдены еще более древние фрагменты книги Лао-цзы. Эти фрагменты, записанные на бамбуковых планках, были обнаружены вместе с большим количеством других текстов (в основном относящихся к конфуцианской традиции) в могиле чуского сановника, который, по некоторым данным, был учителем наследника престола. Годяньское захоронение датируется рубежом IV-III веков до н.э., но найденные тексты, по общему мнению специалистов, представляют собой копии более древнего письменного источника. Поэтому можно с уверенностью предположить, что книга Лао-цзы в том или ином виде уже имела хождение по крайней мере с середины IV века до н.э., а скорее всего – и с более раннего времени.

Кто автор «Дао дэ-цзин»? Имела ли на самом деле место история с хранителем архивов Ли Эром, разочаровавшимся в жизни и уехавшим на запад? Вероятно ли, что один человек мог написать трактат? Та самая ли «книга из 15 глав», которую написал Лао Лай-цзы, является «Дао дэ цзин» или речь идет о какой-то совершено другой? Имеет ли на самом деле отношение к трактату историограф Лао Дань? Мог ли некий тезка Лао-цзы, который жил в период Чжаньго, написать «Дао дэ цзин»? И если такой человек существовал, то кем он был? Вопросы, вопросы… Но кто бы ни был истинным автором трактата, ясно одно: человек этот или же группа людей совершили одно из величайших деяний в развитии как собственно китайской культуры, так и в истории человеческой мысли в целом.

«Дао дэ цзин» - книга, обладающая невероятным количеством самых разнообразных свойств. Она - одновременно и высшее откровение, и величайшая загадка. Ибо осмыслить ее – значит, в конечном счете, познать мир. Она полна парадоксов. Впервые открывающий ее, несомненно, обнаруживает для себя совершенно новые горизонты, но впадает при этом в заблуждение, что все на самом деле обстоит именно так, как он, читатель, заключил. Что истина, которую он познал, познакомившись с текстом «Дао дэ цзин», является именно истиной – тем, что несет книга, а не плодом его, читателя, собственных, личностных интерпретаций и умозаключений. Изначальная суть«Дао дэ цзин» – неуловимая загадка.

При том, что имеются слова, записанные кем-то и когда-то, все же не оставляет ощущение, что и слова эти, и смысл – это плоды не рук человеческих, а каких-то высших духовных сил. Это поистине великая книга. Несмотря на очевидность того факта, что изначально она не представляла собой единого произведения, несмотря даже на то, что, вероятно, отдельные ее части создавались в разные времена и разными людьми, - целостность этого труда очевидна. Единство идеи книги – ее величайшее достоинство. А ее содержание волнует и будет волновать многие поколения людей до тех пор, пока существует человечество вообще. Она - одно из немногих явлений мысли, столь полно и ярко охвативших смысл существования и бытия всего, что есть, всего, что рождается и умирает, возобновляет бытие и исчезает навсегда. И далеко не только человек с его мышлением, волей и сознанием важен в этих категориях. Нет, важен мир в целом, единство и взаимопроникновение, борьба и непримиримость вещей, явлений. Категории же жизни и быта становятся ненужными. И это, вопреки мнениям, не утопия. Напротив, это утраченная безвозвратно гармония и ощущение человеком цельности окружающего. Когда-то человек понимал мир именно так. Точнее, не понимал, не осознавал, но чувствовал его. Человек способен был впустить в свое сердце весь мир, и это не было странным. И для этого даже не нужно прилагать никаких усилий. Не нужно даже думать об этом. Просто, как говорили даосы, нужно увидеть, что твое жилище не состоит только из четырех углов твоей комнаты.

Дао. Великое, всепроникающее, неуловимое…

Понятие Дао проходит через всю книгу сквозной линией. Понятие существует, а суть его можно лишь уловить, но не уяснить. Необъяснимо, необъятно, не поддается осмыслению, но – живет. Это и есть Дао. И вот как говорит о нем безымянный Мудрец из Хуайнаня – Учитель из южного заречья: «Дао покрывает небо, поддерживает землю, разворачивает четыре стороны света, раскрывает восемь пределов. Высоко беспредельно, глубоко безмерно, обнимает небо и землю (Вселенную), сообщается с бесформенным. Бежит источников, бьет ключом. Пустое, постепенно наполняется. Клокочет и бурлит. Мутное, постепенно очищается. Встанет между небом и землей - и наполнит все пространство; ляжет между четырьмя морями - и заполнит всю ширь. Раздает и не иссякает. Нет для него ни утра, ни вечера. Растянутое – покрывает шесть сторон. Свернутое – не заполнит и ладони. Сжатое – способно расправляться, темное – способно быть светлым, слабое – способно быть сильным, мягкое – способно быть твердым».

Дао – не Бог, не высшая сила или разум, на которые можно уповать, ища защиты или успокоения. Дао разлито в пространстве, но не подвержено влиянию времени.

В переводе «Дао дэ-цзин», выполненного Ян Хиншуном, подчеркивается, что Дао вообще не имеет образа. Это бестелесное и бесформенное, безотносительное начало, которое, однако, всеприсутствует и является первоначалом всего, что ни есть в мире: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное неба и земли, обладающее именем – мать всех вещей. Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну дао, а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме. Оба они (Безымянное и обладающее именем – комментарий переводчика) одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. Переход от одного глубочайшего к другому – дверь ко всему чудесному».

Понятие «мать», хоть и имеет здесь место, однако употреблено оно совсем не в значении прямого образа. Здесь оно присутствует, скорее, для иллюстрации, с целью наиболее полно передать суть Дао. Кроме того, здесь наличествуют категории Безымянное и Обладающее именем, которые, сливаясь и взаимодействуя, образуют великое гармоничное начало.

Профессор Е.А. Торчинов – автор одного из переводов и комментариев к «Дао дэ цзин» - выдвигает любопытную гипотезу о том, как следует понимать категорию Дао. По его мнению, образ Дао имеет теснейшую связь с образом единоначальной сущности, имеющей, однако, ярко выраженную и определенную природу - женскую природу. Богиня-мать – так, по мнению некоторых ученых, следует понимать природу Дао:

В пути, по которому можно идти,

Нет ничего от вечного Дао-Пути.

В имени, которое можно произнести,

Нет ничего от вечного имени.

Безымянное – Неба, Земли начало,

Именуемое – матерью сущего стало.

В отсутствии постоянном

Тайну его созерцать стремись.

В наличии постоянном

Предел его созерцать стремись.

Наконец, В.В. Малявин в своем переводе вообще не употребляет слова «Дао», заменив его предельно лаконичным и более осязаемым для человеческого восприятия словом «Путь»:

Путь, о котором можно поведать, - не постоянный Путь.

Имя, которое можно назвать, - не постоянное Имя.

Где имени нет – там начало всех вещей.

Где имя есть – там мать всех вещей.

Посему, постоянно не имея желания, видишь его исток,

А постоянно имея желание, видишь его исход.

То и другое является совместно,

Они имеют разные имена, но одинаково сказываются.

В сокровенном есть еще сокровенность:

Вот откуда исходит все утонченное.

Где же «Я»?

«Дао дэ-цзин» звучит как предельное откровение и одновременно как абсолютно нейтральное, безотносительное, очищенное от всех внешних наслоений, идущее из глубины повествование. Слово, неся значение, будто растворяется при этом в тишине, в беспредельном пространстве, в покое. В том, что интонация эта – есть не способ, не литературный прием, но – сама естественность, в том, что рождается эта интонация будто из самого воздуха, из самой природы, и заключается самая главная загадка этого удивительного произведения и его безвестного автора.

Но неужели за все время знакомства с этим текстом, за все то время, что мы слышим эту тихую интонацию намеренно скрывающего свое лицо повествователя, мы так и не увидим этого лица? Нет, по крайней мере в одном месте, а именно в двадцатой главе трактата его лицо предстанет перед нами. Он очень похож на одинокого странного отшельника, даже юродивого, беззаботно предающегося бытию. Есть в нем также и черты шамана.

Он восклицает: «О! Как хаотичен мир, где все еще не установлен порядок. Все люди радостны, как будто присутствуют на торжественном угощении или празднуют наступление весны. Только я один спокоен и не выставляю себя на свет. Я подобен ребенку, который не явился в мир. О! Я несусь! Кажется, нет места, где мог бы остановиться. Все люди полны желаний, только я один подобен тому, кто отказался от всего. Я сердце глупого человека. О, как оно пусто! Все люди полны света. Только я один подобен тому, кто погружен во мрак. Все люди пытливы, только я один равнодушен. Я подобен тому, кто несется в мирском просторе и не знает, где ему остановиться. Все люди проявляют свою способность, и только я один похож на глупого и низкого».

А вот в интерпретации Е.А. Торчинова мудрец предстает в образе неродившегося еще младенца, что делает его существо тождественным сути Дао как абсолюту, существовавшему еще до начала времен. Вот как звучит перевод:

«Все люди радостны-веселы, как будто они в ритуале участвуют жертвенном, как будто весенней порой на башню они восходят. О! Только лишь я один спокоен-безгласен, подобно младенцу, еще не узнавшему детства. О! Я весь обвит-перевязан, и мне некуда возвращаться. У всех людей как будто излишек, лишь у меня одного как будто бы недостаток. О, так ведь я разум глупца! О! Во мне все смешано-перемешано. Все люди светлым-светлы, я один темен. Все люди отчетливы-четки, я один скрыт и неявен. О! Я колыхаюсь, как море. О! Я парю в пространстве, и мне негде остановиться. Все люди к чему-то стремятся, а я один остаюсь простец простецом. Я один отличаюсь от всех людей тем, что ценю мать-кормилицу».

Люди, подобные Лао-Цзы, даже если они никогда не были рождены, влияют на нас сильнее любой реальной и сильнейшей личности, а книги, подобные «Дао дэ цзин», даже если они никогда и никем не были написаны, оставляют ясный и четкий след в нашей душе.

Ольга Ключарева