Как легко современная критика (а точнее современная популяризаторская околотеатральная журналистика - критикой ее опусы назвать трудно) разбирается с тем, что приходит извне в наш довольно убогий, несмотря на количество новых постановок, московский театральный мир, давно варящийся лишь в своем котле и, за редким исключением, погрязший в самодовольстве и коммерческих интересах. Круг "Публика-Театр-Критика" замыкается, все компоненты в нем взаимозависимы и влияют друг на друга. Издания, освещающие театральный процесс - суть иллюстрация этого процесса.

Однако откуда это вопиющее и безнаказанное невежество? Как случилось, что за сравнительно небольшой срок произошло перерождение целой культуры под названием "театральная критика"? И как случилось, что до массового читателя доходят самые чудовищные образцы этого перерождения, а серьезные исследования тех, кто перерождению не поддается, сегодня никому не нужны? Принцип "люди читают что полегче" сегодня возведен в N-ю степень, и это приносит изданиям доходы.

Не хочется приводить здесь название популярного светского журнала, занимающего одно из лидирующих мест в освещении культурных событий Москвы и некоторых других городов. Не хочется не потому что ссориться нет желания, а потому что, назвав его, невольно вступаешь в полемику, вызываешь на бой, а это бесполезно.

Если сам материал, несмотря на насмешливо-издевательский тон, все же худо-бедно выполняет задачу подготовки зрителя к предстоящему спектаклю (немного рассказывается об истории жанра "Кабуки", о стилистике и канонах, хотя, конечно, стиль повествования и акценты, расставленные в статье, рядового зрителя скорее бы оттолкнули и вызвали нежелание идти на спектакль), то аннотация, вынесенная на обложку - откровенное издевательство и, самое главное, - четкая роспись в абсолютной безграмотности: "Семидесятидвухлетний Накамура Гандзиро III играет куртизанку О-Хацу и гладит ногой затылок жениха". Забавно, что в самой статье этой фразы нет, авторы совершенно правильно описывают эпизод, на самом деле выглядящий так: возлюбленный О-Хацу, Токубэй, прячась от недоброжелателей, проводит ногой О-Хацу по своему горлу, клянясь тем самым умереть вместе с ней. Но ведь главное - заинтриговать читателя - нашего любимого обывателя, который знать не знает, что такое Кабуки, почему семидесятидвухлетний актер играет куртизанку и зачем, наконец, ей понадобилось гладить затылок жениха. Полный набор факторов, гарантирующих ненадолго развеять скуку. Да и статейка тоже веселая. Выделенное красным (история зарождения театра "Кабуки", каноны и правила) - будто нарочно для того, чтобы читать было труднее (красный цвет, как известно, при чтении воспринимается хуже, нежели какой-либо другой), можно пропускать, зато остальной текст читать куда интереснее.

"Разобраться в том, что же происходит на сцене, субтитры не помогут. Чтобы увидеть в спектакле человеческую историю, а не экзотическую галиматью, нужны навыки и опыт". Вот как смело мы приговорили существующий четыреста лет жанр - "экзотическая галиматья". Прямо, можно сказать, по-русски - все, что нам непонятно - галиматья. Коротко и ясно. А главное - как легко жить! Вот только зачем-то нужно было театральное дело изучать, в институте гранит театроведческой науки грызть? Но ведь главное - наш родимый обыватель. Для него писать надо проще - чтоб читал и понимал, что читает. Насчет титров по ходу спектакля: перевод выполнен настолько просто и ясно, что не поймет, что происходит на сцене разве только человек с умственными отклонениями.

"В СССР Кабуки привозили дважды: в 1928-м и в 1961-м (еще в 1987 - это должны помнить и авторы - О.К.). В начале века писали о невероятной красоте и запредельной условности сценического языка, в середине века писали то же самое, и можно быть уверенным, что театр Кабуки с тех пор не стал ни легче, ни современнее". Звучит прямо как упрек: и чего это японцы не облегчили и не осовременили театр "Кабуки"? Давно ведь пора, а они все на месте топчутся.

"Женские роли в Кабуки исполняют мужчины - оннагата. Они не играют спектакли с 7 до 10 вечера, а как бы выращивают внутри себя женскую личность, живя в ситуации контролируемой шизофрении. "Праздник девочек" они отмечают как свой собственный. Их главная профессиональная проблема - ясный мужской ум буксует в туманах и извивах женской логики". По существу правильно: действительно, одной из особенностей метода актерской работы в Театре "Кабуки" является постепенное "срастание" с женским образом, "выращивание" его внутри себя. Однако медицинский и звучащий в данном контексте оскорбительно термин, как мне кажется, здесь совсем не при чем. Не угодно ли будет в таком случае назвать шизофреником, например, Михаила Чехова, который, играя, "раздваивался", видел себя со стороны и мог корректировать свою работу? Особенности психологии актера - не шизофрения. Но ведь все для обывателя - пусть посмеется.

А дальше еще интереснее: Кабуки с телесериалами сравнивают. Ну, тут уж совсем все понятно - что-что, а телесериалы мы видели.

Собственно, на этом запас знаний и тем у авторов заканчивается, и они начинают фантазировать. А фантазии их питаются вот чем: Тикамацу - "японский Шекспир", - утверждают они. Пьеса "Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки" по сюжету напоминает "Ромео и Джульетту". Посему давайте представим, как в Кабуки сыграли бы Шекспира. И опять - как же это смешно:

"В начале спектакля постучат по дереву (от сглаза?). На сцене два человека, один с книжкой, другой с музыкальным инструментом: нечто вроде зурны, с тремя шелковыми струнами, которые музыкант терзает деревянной лопаткой. Человек с книжкой называется гидаю, инструмент - сямисэн. "Две равноуважаемые семьи..." - начинает гидаю голосом не то дикого животного, не то древнего, настрадавшегося предка, и сямисэн тоже плачет, хотя пока еще все живы-здоровы".

В общем, наворотили японцы своих глупых традиций, не разберешься. Да и зачем? Развлекайтесь!

Не говорю уже, что тема, выведенная в качестве аннотации на обложке, звучит, по меньшей мере, как непристойность: дескать, играет семидесятидвухлетний актер молодую девушку, и это еще полбеды. Знайте, когда он начинал играть эту роль пятьдесят с лишним лет назад, Токубэя, любовника куртизанки, играл его отец, "теперь любовником стал его собственный сын". Вот ведь извращение какое!

Мне не хочется в этом очерке становиться в оппозицию и прибавлять к нему свою, альтернативную статью о спектакле. Это можно сделать позже. Вопрос (и очень серьезный вопрос) в том, что, для кого и, самое главное, для чего уважаемые и образованные люди пишут о театре, о процессах, сопровождающих жизнь театра, о творческих методах. Вопрос не нов, но с течением времени, к сожалению, он все более актуален.